Сергей, 64 - 6 мая 2007 23:28

Но ключ каждый раз оказывается на месте, и я знаю, что сегодня опять буду одна.
Возвращайся, мой дорогой Павлуша. А ту бумажку, в которой написано, что ты убит…, я спрятала подальше. Когда приедешь, ты сам порвешь ее мелко-мелко, чтобы и памяти о ней не осталось. И не переживай из-за нее – сам знаешь, сколько путаницы и неразберихи от войны кругом, ведь я-то о ней почти не вспоминаю. Вернешься, мы заживем с тобой лучше прежнего. Ты женишься, и я твоих внуков еще понянчу, а то какая буду бабушка без внуков?
Только ты напиши мне. Конечно, я понимаю, тебе сейчас труднее, чем нам в тылу, но напиши хотя бы два слова, что жив и здоров. Мне их на неделю хватит читать и перечитывать, а без них у меня все из рук валится. Если же нет времени или по другим причинам нельзя писать, то пока не надо – разве я не понимаю? Подожду. Не тревожься за меня, воюй спокойно. Какая женщина не умеет ждать, а тем более мама. Пока я буду писать тебе каждый день. Мальчик мой, я же знаю, что ты вернешься, а иначе и быть не может. Нашей с тобой встречей я живу – это мои силы, лекарство и жизнь. Жду тебя очень.
Целую тебя, Павлуша, крепко-крепко. Твоя мама».
Кончив писать, Клавдия Васильевна резко поднялась. Сложить письмо у нее уже не хватило сил. Надо быть сдержаннее. Убеждала он себя, надо собрать письма и успокоиться. Она брала треугольники и осторожно укладывала их в шкатулку. Но вдруг она осознала, что до них дотрагивался ее сын, что они хранят прикосновения его загрубевших пальцев. Она видела, как он неловко складывает исписанный листок и, пристроившись где-нибудь, пишет адрес. Ее сын, мальчик, солдат… ее родное существо, которое она понимала как себя, в котором не было от нее загадок, жизнь которого являлась и ее жизнью. Теперь его нет, он перестал дышать, его убили. Сколько бы ни ждала она его, он не вернется. Никогда она его больше не увидит. Никогда! И Павел, молодой, красивый, улыбающийся, предстал перед ней.
«Павлуша!» - вскрикнула она. Ноги у нее ослабели, она опустилась на колени и, прижавшись лбом к холодной клеенке, громко и некрасиво зарыдала. «Павлуша, где ты? Павлуша, прошу тебя, ответь мне», - сквозь всхлипы повторяла она и сильно, до хруста пальцев, сжимала голову руками, чтобы уменьшить невыносимую боль внутри.
Успокоившись, она долго сидела неподвижно и бессмысленно смотрела на выцветшие обои. Наконец с трудом поднялась и охрипшим голосом проговорила: «Ты не волнуйся, Павлуша, - у меня это случайно вышло, накопилось. Я буду писать тебе каждый день, пока не вернешься домой. Не волнуйся, мой мальчик».

• 
• 
•