Маргарита, 60 - 13 апреля 2010 15:18

[SIZE=-1][B]

Отец, отец мой, папочка...

- Ничего подобного! - резко и раздраженно сказала я.
И тут же осеклась. Я ведь дала себе слово, в который раз уже, не возражать, не ввязываться в этот бессмысленный, бесконечный спор.
Где-то в глубине сознания я понимала - я пытаюсь преодолеть свой страх...Я, вдруг, почувствовала знакомую тупую усталость.

- Ну хватит об этом. Сколько можно?
Откинувшись на спинку скамейки, я стала смотреть в сторону. Это были не слезы. Скорее, это было ощущение бессмысленности слез...
Только что прошел дождик, лоскуты облаков попирали небо своей несобранностью. Появилось ощущение покоя, хотелось остановить время и смотреть, как капли дождя блестят на весенней листве.
Господи, сколько лет этим старым деревьям? Сто? Двести?

- Да? Ты так считаешь? - не унимался отец, и в голосе слышались знакомые металлические нотки.
Не открывая глаза, я представила его выражение лица, жесткий взгляд и меня охватило неутомимое желание говорить, говорить...
- Я не хочу продолжать этот разговор - я всегда его умоляла. - Я, наверное, не права. Но и ты - тоже. Ну и поставим точку. Хотя бы один раз.
- Так что же - правых нет, по-твоему?
- Нет правых, папа.
- Нет. А сама думаешь, что права ты! А мне не нужна твоя снисходительность! И жалость твоя тоже не нужна!
- Отчего же так?
- Жалость унизительна.
" Да-да, кажется, так говорил Толстой... Жалость унижает..."

Боже, я знаю, что будет дальше. Он будет беззащитным и жалким. А мне будет стыдно. Потому что ему всегда хочется быть мирным, теплым, тихим, но никогда это не получается. Никак. Это, черт возьми, никогда не получается.

- Ну, вообще-то, как твои дела? - отец, вдруг, заговорил холодно, отчужденно, но мирно.
- Да, ничего, пап. Как-то живу. Правда. Даже не знаю, что тебе сказать. Нормально все. А ты...как?
- Здесь тихо. Это радует. Ты пришла. Вот и хорошо. Подумать только - солнце вышло, а ты, небось, шла по лужам... Как дети?
- Хорошо. Дети - у них все хорошо. Они выросли, пап. Выросли уже...
- Да. Так уж получилось. У тебя была своя жизнь. У меня своя. У них - своя...
- Извини, я много хлопот тебе доставил.
- Не много, пап.
- Но ведь ты не очень расстроена? Не плачешь ведь?
- Не плачу, пап.
- Как-то мы не так с тобой жили...
- Не надо опять об этом. Я пойду. Мне пора.
- Ты... придешь? Когда ты теперь придешь? Когда ждать-то...
- Приду. Может, через неделю. Может, раньше. Вот, цветы тебе принесла.
- Зачем? Зачем они мне? Они завянут быстро... Но ты приходи. Что ты молчишь? Не молчи.
- Я должна идти.
- Хоть несколько минут еще... Смешно, да? Про минуты... А время девать-то некуда. Тебе очень одиноко, я знаю. У тебя много друзей...Но... все равно. Тебе должно быть одиноко.
- А когда мне не было одиноко? С этим люди живут. И я живу. И ничего.
- Но ведь я... Разве я... Неужели тебе со мной... Без меня тебе разве...
- И с тобой. И без тебя. И без себя. Что об этом говорить.
- Ты ведь дороже мне всех на свете,- с тоской сказал отец. - Дороже мамы твоей, дороже Лельки...
- Знаю, пап. Знаю, - я чувствовала, как во мне все закипает, поднимается куда-то вверх, хватает за горло, не дает дышать. Сейчас я опять сорвусь,меня понесет и ничто уже не остановит. - Знаю! Знаю! Я все помню! Помню, как ты на моем дне рождения произнес тост: "Если моей дочери отрежет ноги трамваем, я буду век за ней ухаживать, пока способен хоть ползать." Все. Все обалдели, а ты даже не понял, что ты говоришь!
- Какие глупости. Я этого не помню. Какая ты... невеликодушная.
- А я помню! Помню. А я помню! Ты всю жизнь хотел меня сломать. Не вышло, ничего не вышло... Ничего не поправишь. Беда, пап... Это беда.
Я выдохнула последнее слово и замолчала.

И отец молчал. И было тихо. Только где-то вверху щебетала одинокая птичка. А где-то в глубине души плакала маленькая девочка.

Не знаю, сколько прошло времени. Я встала.
- Я пойду.
Отец ответил не сразу. Потом. Словно прошелестел словами:
- Иди... Когда повернешь в конце аллеи, оглянись и помаши рукой, ладно?... - он каждый раз говорил одно и то же.
Я затворила калитку, зачем-то сгребла ногой траву - и пошла.
Опять моросил дождь.

И, вдруг, я побежала, быстрей, быстрей, все быстрей. Я бежала, не оглядываясь, шлепая по лужам, слезы застилали глаза. И я размазывала их кулаком и бормотала: " Я приду, пап, приду...Только дай мне уйти..."
В конце аллеи я остановилась и обернулась.
Какой благостный свет вокруг. Я вздохнула и помахала рукой.
И, вдруг, я заметила, что цветы так и остались у меня в руках. Они жгли мне руку, мне хотелось избавиться от них и я положила их на первую попавшуюся могилу.
И тут я разрыдалась. Впервые за долгое время. Я не плакала ни на похоронах, ни после, все эти годы ни одной слезинки, а сейчас рыдала в голос, выла, громко, надрывно, захлебываясь слезами. И повторяла, повторяла без конца :" Папа, папа, папочка мой, прости меня, прости, если можешь. Папочка, прости, я больше не буду..."[/B][/SIZE]

• 
• 
•