Эта гора переводится с тюркского, как «Орлиное гнездо». Я стою на небольшом плато, срывающемся вниз отвесной скалой и врезающимся каменным колом в шелестящее прозрачной чешуей, желтобрюхое тело земли. А земля простирается изнеженная дремотная до самого горизонта, исходится волнами, жмурится всполохами уходящего солнца в зеркале рек и озер, дышит шумно и ровно полной грудью лесов. Я здесь бездумная, бесцельная, безвольная - смотрю не смыкая глаз, кутаюсь от ветра в тонкий балонь, а ветер, будто через соломинку, выдувает из меня все мысли.
Я стою на этом плато когда кажется, что ночь не закончится, когда момент длиться вечно и ты не знаешь – каким ты из него выйдешь и выйдешь ли вообще, когда мысли вяжут стальные клубки и опутывают ими горло и легкие. А здесь их выдувает ветер. Он выполаскивает душу как тряпки на бельевой веревке, уносит въевшийся запах.
А после, спустя целую вечность безмолвия и созерцания, меня тронет первая мысль о возвращении. И медленно, вдыхая это место до головной боли, слушая его до рези в ушах, я возвращусь на круги своя. Из кругов ада не круги своя. Исчезнет вкус тлена во рту. И снова женщины будут иметь вкус теплого, чуть влажного соленого хлеба, а мужчины – козьего сыра или забродившего винограда – от степени увлеченности. И снова музыка будет играть, обволакивая голову новым настроением.
[I]«Что же из этого следует?
Следует жить, шить сарафаны и легкие платья из ситца.
Вы полагаете, все это будет носиться?
Я полагаю, что все это следует шить»[/I]